– Да, но какое отношение это имеет к…
– У каждого из нас было несколько часов, – перебил его Хауард. – Двое – на посту, четверо отдыхают. Мы все немного отдохнули. Все, – повторил он, доставая сигарету, – кроме Джонни. Вскоре после того, как сегодня утром на замену старику пришли его сыновья, он обратился ко мне и сказал, что хочет кое-что попробовать. Это была его идея.
– Что ты имеешь в виду?
– Оставить их в живых была идея Джонни, а не моя. Он сказал, что, если ему удастся, поговорив с ними, установить отношения, основанные на взаимном уважении, будет меньше шансов на то, что они возненавидят нас и поднимут тревогу. Но это самое взаимоуважение должно в значительной степени основываться на их страхе перед нами. Вот почему Джонни все это время так их накачивал. Когда он сообщит, что их оставят в живых, они станут испытывать к нам чувство благодарности. Очень часто то же самое начинает испытывать жертва по отношению к своему похитителю. Случай с девицей Херст в Америке типичен в этом смысле. Она начала испытывать такое непреодолимое чувство благодарности к своему похитителю, когда тот сохранил ей жизнь, и в то же время была так обижена на свою семью и власти за то, что те ничего не предприняли для ее спасения, что даже стала соучастницей его последующих преступлений. Это – хорошо известный психологический трюк, Дэнни. Все, чего старается добиться Джонни, это ужать процесс обработки до двенадцати часов вместо обычных нескольких суток или недель. Вот почему он так и не поспал.
Макдоналд ничего не ответил. То, что рассказал Хауард, для него оказалось полной неожиданностью. У него сложилось совершенно превратное мнение о Берне. Голова Дэнни слегка пошла кругом.
Хауард продолжал объяснять:
– …Есть и еще одно обстоятельство, которое мы бросим на чашу весов, чтобы гарантировать их молчание, – доверительно сообщил он.
– Джонни пригрозит, что, если они заговорят, мы вернемся и перебьем их?
– И это тоже, но в несколько иной форме. В большей степени это будет вопросом доверия и чести. Но я имел в виду другое. Мы собираемся дать им кое-какие деньги. Достаточно много денег, – добавил он.
– Хочешь сказать, что мы купим их молчание?
– Нет. Это было бы абсолютно безрезультатно. Вероятней всего, с гордым человеком это даже имело бы обратный эффект, каким бы нищим тот ни был. Деньги примут форму компенсации за тот вред, что мы причинили старику, его сыновьям и его людям. Никаких обещаний. Он это поймет и примет деньги. А это в свою очередь, – Хауард усмехнулся, – сделает еще менее вероятным то, что он сам или его сыновья обратятся к иракским властям. Он будет понимать, что те вытрясут из него все, что он знает, и, вероятно, не очень-то будут при этом церемониться. Если он к ним обратится, то рано или поздно они обнаружат деньги. А это будет означать конец и его самого и всех его родственников.
– О-о, – только и выдавил Макдоналд.
– Теперь ты доволен? – поинтересовался Хауард. – Хорошо. Тогда займемся другими делами. Сейчас почти семь часов – я хотел бы убраться отсюда как можно скорее, но у нас задержка с шоссе. Этот здоровенный конвой, похоже, бесконечен. Я собираюсь подождать до восьми. Если к тому времени колонна не пройдет, придется подгадать какой-то промежуток и, забыв о шоссе, двигаться весь оставшийся путь по пересеченной местности.
– Не нравится мне это, – проворчал Зиглер.
– А почему бы и нет? – спросил Макдоналд. – Разве вдали от основной дороги мы не будем в большей безопасности?
– Возрастает вероятность быть замеченными, – ответил Хауард. – Гораздо сложнее блефовать так, как это было прошлой ночью. Чем может заниматься пара санитарных машин, разъезжая по проселкам? Люди сочтут это странным. Нет, я хочу использовать шоссе, насколько это возможно. Как бы то ни было, – добавил он, поднявшись на ноги, – будем считать, что отправимся самое позднее в 20.00. Дэнни, сходи и дай знать Тони, ладно? Майк, сообрази какую-нибудь горячую похлебку. Поедим минут через пятнадцать.
Макдоналд кивнул и пошел будить Акфорда. Зиглер обернулся к Хауарду и тихо спросил:
– Думаешь, он может нас подвести?
Сунув в рот еще одну сигарету, Хауард прикурил от предыдущей.
– Майк, я не знаю. Не думаю. Но это дело с солдатом прошлой ночью, должно быть, выбило его из колеи. Возможно, с ним придется немного понянчиться. Так что пусть он думает, что мы не убьем эту троицу благодаря душевной доброте Джонни. Вот почему я не назвал ему истинной причины. Если сторожа исчезнут, то на нас наверняка начнется охота. Один пропавший солдат никого не удивит – они просто решат, что тот дезертировал. Но вот три неожиданно потерявшихся здесь сторожа? Слишком много для совпадения. Пойдем, я хочу еще разок взглянуть на конвой.
Две пары крылатых ракет с промежутком девяносто секунд между ними достигли линии побережья. Первые две ракеты держали курс на восток, в то время как две вторые взяли чуть западнее. Восточная пара направилась прямо к дельте реки Шатт-эль-Араб, водному пути, служившему ирано-иракской границей. Когда ракеты сбросили высоту полета с пятисот до ста футов, включились их системы отслеживания рельефа местности, ТЕРКОМ, которые просканировали территорию под собой и внесли небольшие поправки в инерциальные системы наведения. Поначалу ракеты не привлекли особого внимания, но их присутствие было отмечено иранскими солдатами в Абадане и Хорремшехре, когда те пролетали над руинами огромных нефтеперерабатывающих заводов и нефтехранилищ. Будучи не совсем уверены в природе шума и грохота у себя над головой, иранские командиры на какое-то время привели подразделения в повышенную боевую готовность. Однако они отдали строгие приказы открывать огонь только в случае непосредственного нападения, поэтому никаких действий так и не было предпринято. Ракеты продолжили полет вдоль Шатт-эль-Араба и вошли в воздушное пространство Ирака сразу за восточной окраиной иракского города Басра. Здесь по тревоге были подняты уже войска Ирака – солдаты из бронетанковой дивизии Республиканской гвардии «Хаммураби» начали бесцельно палить в освещенное прожекторами ночное небо. К тому времени, когда поднялась стрельба, ракеты, двигавшиеся неизменно над водой со скоростью пятьсот пятьдесят миль в час, уже давно улетели.