Иззат Ибрагим был потрясен. Случилось немыслимое: его надежды прибрать власть к рукам были коварным образом – и надо отметить, мастерски – разбиты вдребезги. Он стал быстро соображать. Возможно, еще не все потеряно. Тягют не будет столь же хорошо защищен, как президент…
– Вы хотите сказать, что этот тягют будет присутствовать на заседаниях Совета? Что он станет одним из нас?
– Ну конечно же, нет, – презрительно откликнулся гиена. – Он будет всего лишь получать от нас указания. Он будет делать то, что ему скажут.
– Могу я спросить, – процедил Иззат, – кто же, по-вашему, будет отдавать ему эти указания?
– Это не играет никакой роли, – раздраженно ответил гиена. – Приказы будут, конечно же, важны по сути, а не по тому, кто их будет давать тягюту от имени Совета. Все, что потребуется, – это просто передать ему точные указания, где и когда ему нужно появиться и что он при этом должен будет делать, – только-то и всего. Однако, если в этом есть что-то такое, чему вы по непонятным причинам придаете столь большое значение, брат Иззат Ибрагим, – Таха едва сдержал смешок, а в голосе его зазвучали победные нотки, – может, стоит внести предложение, чтобы эту обязанность вы взяли на себя?
От смертельного оскорбления, таившегося в словах Ясина Рамадана, зал выжидающе замер в молчании. На мгновение Иззату Ибрагиму показалось, что он ослышался; затем, преодолевая неверие, он постепенно осознал, что его одурачили, заставив не только придать излишнее значение чисто лакейским обязанностям, но, хуже того, ему предложили, чтобы он эти обязанности сам же и исполнял! Мертвенно-бледное рябое лицо Иззата посинело от ярости, похожие на клешни руки вцепились в край стола. Его до безумия свирепый взгляд, казалось, испепелит Таху; наконец из него выплеснулась гневная отповедь:
– Абсолютно нелепая идея! Бред больного воображения! Из этого ничего не выйдет! Я так понимаю, часть этого плана предполагает, что тягют будет носить с собой еще и табанью – президентский пистолет?
– Нет! – рявкнул Таха, ударив кулаком по столу. – Только не это! Существующее правило не должно нарушаться. Этот тягют должен осознать, что он всего лишь слуга Совета. Ни в коем случае нельзя даже намеком дать ему понять, что он является ключевой фигурой в безопасности Ирака, и нельзя допускать, чтобы мысли слуги выходили за рамки его положения. Возможно, по прошествии нескольких месяцев, если он продемонстрирует полнейшую управляемость, и только по решению Совета ему будет разрешено носить табанью в особых случаях, когда мы сочтем это правильным или необходимым для сохранения образа. Что же касается первого пункта вашего обвинения, брат Иззат Ибрагим, то, если хотите, я коротко отвечу. Этот план гораздо менее нелеп, нежели любая другая предложенная альтернатива. Ваша первая реакция на него, – он пренебрежительно отмахнулся, – чисто рефлекторная. Я же, напротив, изучил данный вопрос самым тщательным образом. Этот план сработает. Необходимо сделать так, чтобы он сработал. Наш брат Тарик Азиз уже объяснял, почему нам не остается иного выбора. Если этот план провалится, то тогда мы все, все до последнего… – гиена, теперь уже полностью овладев собой, медленно обвел зал недобрым взглядом, – …обречены.
Проигравший Иззат Ибрагим неотрывно смотрел на Таху Ясина Рамадана. В маленьких немигающих глазках не было ничего, кроме ненависти.
Лейтенант Салех Масуд готов был взорваться от бешенства. Несмотря на то, что солнце сейчас уже быстро опускалось, внутри бронированной машины БРДМ было по-прежнему жарко, как в печке, и ему не дали никакой возможности ни отдохнуть, ни поесть, да ничего ему не дали. Он подумал, что охране в грузовиках позади ничуть не лучше, чем ему самому. Его водителю уж точно не лучше, о чем тот все время нудно и напоминал. Пронзительный голос водителя действовал лейтенанту на нервы, и он, наконец не выдержав, зло прикрикнул на солдата, чтобы тот замолчал.
Но водитель был, конечно же, прав. С какой стати они, Республиканская гвардия, должны быть няньками при этих ненавистных иностранцах? Их надо было бы запереть в кутузку и оставить там гнить. Вместо этого они их сопровождают, они им помогают – этим людям, что стараются унизить Ирак, как только могут! Да, рассуждал лейтенант, если уж его водитель подобного мнения, то что же говорить об остальных. Если дело дойдет еще до одной стычки с этим высокомерным майором, люди будут на его, лейтенанта, стороне.
Да будь он проклят, этот майор, возмущенно подумал он. Именно такие, как он, разъезжают с удобствами в машинах иностранцев, в то время как их люди трясутся в вытряхивающих душу грохочущих жестянках. Особенно в этих БРДМ. Кто бы ни был этот идиот из России, который спроектировал эту штуку так, что у нее практически отсутствовала всякая амортизация, а все лишнее тепло от двигателя вместо атмосферы поступало внутрь машины, он, Салех Масуд, очень бы хотел, чтобы этот урод попался ему в руки. Будь проклят этот русский, будь проклят этот майор и десять тысяч раз будьте прокляты эти презренные иностранцы! Лейтенант принял решение. Еще полчаса – это все, что он им даст. Если по прошествии этого времени они не остановятся передохнуть, тогда остановится он. Именно так. Он откажется ехать дальше. Чума на этого майора – он скажет все, что думает про него. Да, у него, Салеха Масуда, найдется пара-другая слов, чтобы высказаться по этому поводу. Он стал перебирать в голове соответствующие выражения.